Детство и отрочество я провела в коммунальной квартире в самом центре Куйбышева. Это сейчас там пешеходная зона, такой Арбат самарского разлива с музыкантами, фонтанами и променадом гостей города, которых с мая по октябрь щедро приносит Волга-матушка. А в те благословенные времена утро неизменно
Детство и отрочество я провела в коммунальной квартире в самом центре Куйбышева. Это сейчас там пешеходная зона, такой Арбат самарского разлива с музыкантами, фонтанами и променадом гостей города, которых с мая по октябрь щедро приносит Волга-матушка. А в те благословенные времена утро неизменно начиналось в полшестого с веселого громыхания пустого троллейбуса и дребезжания стекол в ветхих рамах нашего огромного углового окна на втором этаже. Этот налет конструктивизма — большие угловые окна на зигзагообразном фасаде — был, да и есть до сих пор, отголоском моды 20-х годов, когда дом был построен. Благодаря этим зигзагам мы с братом с помощью диапроектора, именовавшегося «Фильмоскопом», радовали прохожих страшенной зеленой мордой джинна из диафильма про Алладина. Брата не стало в прошлом году. Я очень надеюсь, что там, где он сейчас, ему хорошо и тоже есть место креативу…
Диафильмы вполне заменяли нам мультики, так как телевизору в 11-метровой комнате на четверых места не нашлось. По той же причине меня, девочку из приличной семьи, не учили музыке — фортепиано в комнату не лезло, а на «малые формы» я не соглашалась. Я очень любила глазеть в окно, особенно когда за ним падал снег огромными ленивыми хлопьями. Почему-то в детстве он всегда был таким. Из окна были видны окна швейной фабрики. Свет в них не выключался никогда. Без выходных и праздников в три смены передовицы производства одевали с ног до головы других счастливых строительниц светлого будущего. На углу рядом с фабрикой в одном и том же синем пальто и кепке в любое время года стоял на костылях одноногий нищий, изредка поворачиваясь на 90 градусов. Без него нашу улицу нельзя было представить, я думала, что он и спит там же, стоя, как лошадь…
Квартира наша была густонаселенной. «Матриархом», если можно так выразиться, была баба Катя, запомнившаяся непередаваемыми на письме поговорками и пирогами с малиной. Находившийся под ее присмотром, пока родители работали на Севере, внук Димка считал меня непререкаемым авторитетом. Ведь я была старше на целых три месяца! Еще была красавица-медсестра, вызывавшая у меня черно-белую зависть своей взрослостью и тем, что к ней в гости захаживал сам известный на весь СССР футболист, а в комнате стоял телефон. А у меня был только недоросль Димка и певец Жан Татлян, который так никогда и не узнал о моем существовании…
Самую большую комнату занимала семейка, жившая по принципу «Любить, так любить; гулять, так гулять…» Гуляли много и с удовольствием, иногда дрались с выпрыгиванием со второго этажа, беготней раздетыми по морозу и последующим вывозом мебели. Потом мирились, и все начиналось сызнова. Их младший сын, увидев меня в приобретенном по великому блату бежевом комбинезоне, ехидно спросил: «Алка, ты Гагарин?» А я, вложив в ответ все превосходство и снисхождение к невежеству, заявила: «Нет, я — Николаев и Попович!» Несколько позже его старший брат, уже успевший совершить ходку по малолетке, впервые приобщил меня к житейской мудрости. Он всегда ходил босиком, и я, терпеливо дожидаясь своей очереди к общему умывальнику на кухне, прочитала маленькие синенькие буковки на его ногах у самых пальцев — «Как мало пройдено дорог» — на левой и «Как много сделано ошибок» — на правой.
Вся эта разнохарактерная публика постоянно создавала коалиции переменного состава, чтобы вместе дружить против кого-то третьего. Благо поводов тесная коммунальная жизнь предоставляла более, чем достаточно: невыключенный свет в местах общего пользования, слишком долго занятая плита, большая стирка, затеянная аккурат к гостям в день рождения соседки, косой взгляд в сторону футболиста и требование мыть коридор лишнюю неделю в честь его присутствия…Что интересно, моя мама никогда ни с кем не ссорилась, ни в какие коалиции не входила, соблюдала безоговорочный нейтралитет и оставалась хорошей для всех, сочувственно выслушивая шипение всех враждующих сторон. Наверное, в ней пропала вторая Александра Коллонтай. Я не унаследовала от нее дипломатического таланта в полной мере, позволяющей с благодарностью принимать то, что есть, и на многое закрывать глаза. Однако, любые склоки, дрязги и разборки мне с детства органически противны. От любой толпы, начиная с двух человек, которые, воодушевившись общей ненавистью, раздуваются в собственных глазах подобно джинну из сказки и штампуют прихлебателей в геометрической прогрессии, я сознательно и подсознательно держусь подальше. Нет, я вовсе не боюсь поддаться коллективному «разуму», моя реакция в подобных случаях — однозначное отторжение, просто берегу собственное мнение, как хрупкий диковинный цветок, который тоже не обязан нравиться всем.
Когда родители наконец-то обзавелись отдельной квартирой, я стала единственной обладательницей 11-метрового богатства. Справедливо рассудив, что родимое государство если и позаботится обо мне, то ближе к пенсии, я затеяла размен нашей «Вороньей Слободки» на четыре изолированных квартиры. Я вдохновенно плела многоуровневые цепочки обменов, которые рассыпались из-за одного «слабого звена», а если не рассыпались, то мне доставалось явное не то…
Однажды на трамвайной остановке мне попалось объявление об обмене большой комнаты с одними соседями в шикарном «сталинском» доме в лучшем районе, о котором можно было только мечтать. Нужна была комната не выше второго этажа в моем районе. Чудеса начались сразу, как только я позвонила и назвала адрес. За мной был прислан автомобиль, все документы были оформлены без моего участия, перевезены мои вещи, и я чуть ли не на руках и с оркестром была водружена в роскошную комнату с двустворчатой остекленной дверью, потолками высотой 4.20, собственной кладовкой и нереальной красоты видом из окна 5-го этажа!
А ларчик просто открывался! У проживавшего там гражданина А. на работе подошла очередь на новую квартиру. Его начальник, гражданин Б., жил с семьей в коммунальной квартире с соседкой — бабушкой 72х лет, и ввиду большой площади в очередях на квартиру не числился. В случае заблаговременного обмена гражданина А. с бабушкой и его последующего выезда, гражданин Б. получал квартиру в полное свое распоряжение. Гражданину А. было все равно, но возможность одновременно угодить начальству и сделать гадость соседям, лишив их надежды на всю квартиру, грела его душу. Однако, бабушка уперлась, не хотела уезжать от подружек и лазить на 5-й этаж без лифта, а, может, почуяла возможность наживы. Комната моего детства оказалась в том же доме за стенкой, в соседнем подъезде! Ну, разве не чудо?
{full-story limit=»10000″}
Источник:
